Владивосток, 20 мая — ОТВ. Интервью Министра Российской Федерации по развитию Дальнего Востока Александра Галушки телеканалу Россия-24.
— Новая Программа развития Дальнего Востока в пять раз дороже её предыдущей версии. Если раньше планировалось 697 миллиардов рублей потратить на эту программу, то сейчас — уже более 3,5 триллионов. Скажите, с чем связан такой объемный рост финансирования программы помимо того, что её действие продлено с 2018 до 2025 года.
— Мы подошли очень вдумчиво к формированию этой программы, понимая все бюджетные ограничения, которые есть в финансовой системе. И построили эту программу таким образом, чтобы на каждый бюджетный рубль мы получили максимум привлеченных частных инвестиций.
Поэтому в центре нашей программы – инвестиционные проекты, реалистичные, за которыми стоит инвестор с понятным интересом, с проработанным проектом, с частью пройденного пути. И есть круг вопросов, которые не должен решать инвестор, а которые всегда решает государство. Связаны они со снятием очень конкретных инфраструктурных ограничений. Это может быть в электроэнергетике, в автомобильных дорогах, в железнодорожной ветке, которая нужна конкретному проекту. Если эти проблемы снять, то тогда проект, что называется, «полетит». И в этом случае бюджетные инвестиции поступают в качестве стартового ключа.
Благодаря такому подходу у нас и сформирована данная федеральная целевая программа. Из этих трех с лишним триллионов рублей инвестиций большая часть – 80 процентов — это частные инвестиции. И меньшая часть – бюджетные деньги.
— Но если говорить о бюджетных инвестициях, насколько сейчас целесообразно их увеличение, в ситуации, когда правительство урезает расходы? Плюс ко всему у нас сейчас есть Крым, и появилось новое министерство по развитию Северного Кавказа.
— Ответ простой и понятный. Это увеличение бюджетных расходов связано с увеличением сроков. Программа не до 18 года, а до 2025 года. Соответственно, расходы не только на ближайшие несколько лет, но на все 10 лет. Почему это произошло? Потому что инвестпроекты, предлагаемые к реализации на Дальнем Востоке, имею горизонт не 2-3 года. Это не спекулятивные инвестиции. Это серьезные инвестиции в реальный сектор экономики, проекты, которые требуют адекватного сопровождения, обеспечения со стороны государства в горизонте 10 лет. С этим связано и продление нашей федеральной программы до 2025 года, и увеличение объемов финансирования.
— Что касается частных инвестиций… Во-первых, мы сейчас видим огромнейший отток иностранных инвестиций из России, и, во-вторых, у российских инвесторов мы сейчас наблюдаем сосредоточение на новом регионе, на Крыме. Не будет ли здесь по привлечению инвестиций конкуренции с Крымом?
— Крым и Дальний Восток сильно отличаются. Те категории инвесторов, которые нужны Крыму, и те, которые нужны Дальнему Востоку, — тоже очень разные. Мы уверены, что каждый из этих важных регионов страны имеет свою нишу. Когда мы говорим о Дальнем Востоке, то это, прежде всего инвестиции, ориентированные на экономическую интеграцию с азиатско-тихоокеанским регионом. А в случае с Крымом, это все-таки другие инвестиционные приоритеты, связанные с рекреационным потенциалом. И выхода к морю у нашей страны не так много… И, естественно, в целом развитие Крыма – не в контексте интеграции в АТР.
Дальний Восток, как я уже сказал, со своей спецификой. И наиболее быстрое, бурное, оптимальное развитие этого региона возможно, если мы правильно найдем свою нишу в азиатско-тихоокеанском регионе. Рынок Дальнего Востока очень маленький, но рядом с ним – огромный, самый большой рынок. И производства, которые могут быть локализованы на Дальнем Востоке, прежде всего, ориентированы на экспорт в страны АТР. Очевидно, что это слишком разные истории, разный профиль инвесторов, инвестпроектов. Поэтому, на мой взгляд, этой проблемы не существует.
— А если говорить о соотношении западных и российских инвесторов? В 2013 году, 6 или 7 процентов западных инвестиций приходилось как раз на Дальний Восток. В сегодняшней геополитической ситуации, нестабильности, введения санкционного режима, поменялось ли количество иностранных инвесторов, готовых прийти на наш Дальний Восток?
— Мы оцениваем базовый инвестиционный интерес к Дальнему Востоку со стороны азиатских стран как очень высокий. Определенный отпечаток накладывает текущая внешнеполитическая ситуация.
Однако мы также видим на примере многих стран АТР, что ставка на первичность экономики, на создание благоприятного инвестиционного климата и условий для привлечения инвестиций с лихвой перекрывает какие-то политические особенности и специфические нюансы.
Поэтому мы убеждены, что наша последовательная твердая политика на Дальнем Востоке по созданию благоприятного инвестиционного климата и конкурентоспособных условий, лучших, чем в станах АТР, для ведения бизнеса, — это лучший ответ на те или иные политические сложности. Если будет выгодно, безопасно и комфортно вести бизнес на Дальнем Востоке, то это первично в инвестиционной мотивации.
Сегодня мы очень активно коммуницируем с руководителями крупнейших компаний АТР. Это лица, которые принимают инвестиционные решения. И мы видим, что их интерес к развитию инвестиционных проектов на Дальнем Востоке не ослабевает. Главный их запрос – на действительно комфортную среду, на отношение как к дружественному партнеру, как к клиенту, которому необходимо создать набор условий для нормальной реализации инвестпроекта.
— А эти условия, на ваш взгляд, сейчас есть?
— Мы работаем над этим очень активно. В этой связи принят целый ряд структурных решений. 25 апреля председатель правительства принял решение о создании специальной подкомиссии под руководством Юрия Трутнева, которая будет заниматься сопровождением реализации инвестиционных проектов на Дальнем Востоке — Минвостокразвития будет естественным образом являться тем органом, который обеспечивает её практическую работу.
В министерстве мы создали специальный департамент по сопровождению и обеспечению реализации инвестиционных проектов. Подготовлен законопроект о территориях опережающего развития, который предусматривает кардинальное дерегулирование, упрощение и ускорение всех процедур, приведение их к лучшим стандартам азиатско-тихоокеанского региона. И здесь мы просто предлагаем заимствовать то лучшее, что доказало свою состоятельность.
— А если говорить о переориентации на АТР. Вот сейчас в условиях западных санкций мы как никогда видим интерес со стороны России по отношению к Азии, а видим ли мы приток интереса к нам, прежде всего, со стороны Китая, Японии и Кореи?
— По целому ряду направлений интерес уже проявлен. Это проекты, связанные с переработкой природных ресурсов, которыми богат Дальний Восток. Это переработка леса, рыбы, агропром, нефте- и газохимия, судостроение, производство строительных материалов, автомобильных компонентов и т.д. Что здесь важно? Формулируя эти приоритеты, мы понимаем, что они только тогда становятся реальными, когда за ними стоит частный инвестор, готовый рисковать и вкладывать деньги. Если же этого нет, то это кажущиеся приоритеты.
Сферы, которые я перечислил, — за ними уже стоит внятный интерес иностранных инвесторов. А когда мы говорим о Китае, то мы понимаем с вами, что он изначально занял особую позицию в том внешнеполитическом напряжении, которое возникло. Сегодня у России самый большой товарооборот с Китаем, и его потенциал очень большой.
Мы сегодня видим, как целый ряд стран Азии переориентирует свою глобальную экономическую стратегию на Китай. Он стал уже реальной азиатской доминантой. И поймать китайский ветер в свои паруса стремится не только Россия, но и другие страны Азии. Поэтому это очень понятная прагматичная экономическая политика, которая позволит нам развить Дальний Восток.
— А те 16 проектов, которые уже отобраны для финансирования целевой программой, как они вообще отбирались, и какое там соотношение инвесторов? Кого больше, российских или зарубежных инвесторов?
— Первичны в этих проектах российские инвесторы. При этом они активно привлекают иностранных партнеров из АТР. Отбирали мы эти проекты по критериям, которые приняты в странах с развитыми институтами государственно-частного партнерства и с широкой успешной практикой реализации проектов частно-государственного партнерства.
Напомню, что проекты требуют определенного софинансирования со стороны государства, прежде всего связанного с созданием локальной среды, решением инфраструктурных проблем. Поэтому мы отталкивались от практики лучшего частно-государственного партнерства.
Критерия три: это объем налогов, который будет создан в результате реализации проекта к бюджетным инвестициям, то есть фактически это рентабельность бюджетных инвестиций; второе – это объем добавленной стоимости, и третье – это соотношение бюджетных и частных инвестиций. То есть те инвестиционные проекты, которые дают больше добавленной стоимости, больше налогов на каждый бюджетный рубль, больше частных инвестиций на каждый бюджетный рубль, — именно эти проекты и были отобраны. Они позволили выйти нам на параметры ФЦП, которые дают максимальный из возможных ресурсов, который можно уже сегодня привлечь для развития Дальнего Востока, потому речь идет об очень серьезных деньгах. Это более трех триллионов рублей инвестиций, которые фактически создают другую экономику Дальнего Востока.
— Ну, а конкретно какие это проекты? Может, назовете самые крупные.
— Это проекты ВНХК, создание нефтехимического кластера в Приморье. Это газохимия. Переработка ресурсов. Целый ряд ГОКов. Вот они, пожалуй, формируют каркас проектов, которые дают наибольшую массу добавленной стоимости, налогов и частных инвестиций на Дальнем Востоке.
— В Крыму сейчас активно прорабатывается тема создания особой экономической зоны. А еще год назад Дмитрий Медведев предлагал создать оффшорную зону на Курилах или Сахалине. Есть ли будущее у этой идеи?
— Когда я говорил о территориях опережающего развития, то тут схожий принцип реализации на Дальнем Востоке. Речь идет о том, чтобы сделать изъятие из общих правил урегулирования из общих норм, которые, к сожалению, делают нашу юрисдикцию, нашу страну неконкурентоспособной для привлечения инвестиций, для предпринимательской активности.
Сделать эти изъятия и напрямую дать возможность устанавливать лучшие регуляторные нормы и режимы, принятые в странах АТР. Если мы говорим о таком институте как свободные экономические зоны, территории опережающего развития, — то это лучшая практика и решения. Они соответствуют реалиям экономики 21 века.
В этом плане интересен опыт Японии, которая 13 декабря прошлого год приняла закон о стратегических зонах хозяйствования. В Японии до этого были свободные экономические зоны. Они оказались неуспешными, нерезультативными. Отказались от прежнего института, который не сработал в масштабе страны. Приняли принципиально новое законодательство, основанное на изъятии из общих правил и возможность установления конкурентоспособных режимов, и сегодня этот проект активно реализуется.
Похожую вещь мы хотим сегодня сделать на Дальнем Востоке. И что интересно, мы практически в одно и то же время с японцами стартовали. И движемся буквально параллельно. В этом очевидно видна конкуренция стран за привлечение инвесторов. Почему Япония по этому пути пошла? Потому что 30 лет не было экономического роста, не получалось. Почему мы идем по этому пути? За 25 лет мы все-таки не смогли обратить вспять негативные тенденции в развитии нашего Дальнего Востока. Но это необходимо сделать. Понимая, что экспортно-сырьевая модель себя исчерпала, нужна новая. В том числе Дальний Восток – это место для такого рода апробации регуляторных практик для последующего применения в масштабе всей страны. Таким образом, развивая Дальний Восток, мы можем развивать всю Россию.