Я работала в Ираке: о чем вы хотели узнать, но не у кого было спросить

Об опыте работы в Ираке из первых уст россиянки Анны (имя было изменено — прим.ред.) – в эксклюзивном материале ОТВ-Прим. 

Я работала в южном регионе Ирака на строительстве нефтяных месторождений. У нас был свой закрытый лагерь на площадке. 

Ехать не боялась, потому что это не первая моя горячая точка. Все знают, что Ирак – это очень специфичная страна. Долго шла гражданская война – и она до сих пор идет. Скорее, был интерес, чем боязнь. То, что я нашла для себя там… Не могу сказать, что для меня было очень большим шоком. Люди живут почти при первобытном строе: у основной массы населения нет ни электроэнергии, ни водопровода, ни канализации.Живут очень бедно,в основном, в мазанках. Это такие домики, которые строят из подручного материала: в дело идут коробки, та же глина, которой очень много. Глину разводят с водой, добавляют какие-то материалы и делают блоки.

Меня очень заинтересовали климатические условия, совершенно другие, непривычные: летом в самый разгар я застала 68 градусов, а зимой разбег был от 0 до -2 (в пустыне очень холодно ночью) до 30 градусов в течение дня.

«Вполне европеизированные мусульмане»

У нас на месторождении основная масса персонала говорила на английском языке. Это говорит о том, что они — не простые ребята, а принадлежат к определённому социальному уровню. Если говорить проще, то у семей этих людей есть деньги, чтобы отправить их, как минимум, закончить университет.

На эти позиции был отбор: английский язык, плюс, либо колледж, либо институт с нефтегазовой специализацией. То есть это, скажем так, сливки молодёжи. Поэтому я была очень удивлена, когда мы начали разговаривать и я увидела, что они достаточно хорошо ориентируются в мире, они были в различных странах, ездили в отпуск в Европу, часто бывают в Дубай. Они прекрасно владеют компьютером, гаджетами. Некоторым вещам они даже нас учили. Это вполне европеизированные мусульмане.

Раз в неделю, так как мы вахтовики и у нас нет выходных, ребята, чтобы нас подбодрить, приносили нам местную пищу. Это жареная рыба из Евфрата — очень вкусная, какие-то коренья. И, конечно, финики. Они просто бесподобны.

Мы привыкли есть финики уже сушеные, вяленые, а в Ираке я попробовала финики непосредственно с пальмы, когда они только-только начинают вялиться под солнцем. Это так вкусно, необычно. Это огромный плюс, я бы это дело с удовольствием повторила. Местная пища, может быть, немного скудная, но, как минимум, стопроцентно натуральная. Я обожаю иракский хлеб — он самый вкусный из всех, которые я когда-либо где-либо ела.

«Я, скорее всего, была для них как белый медведь в пустыне»

Я не ношу паранджу и хиджаб. Первые полгода, так как по работе мне приходилось выезжать за закрытую территорию месторождения, люди относились с большим интересом. Мужчины никогда не видели женщину-руководителя, одетую полностью в техническую одежду с бронежилетом и каской. Я, скорее всего, была для них как белый медведь в пустыне. 

Очень много людей хотели сфотографироваться. Могу сказать, что было уважение, я не чувствовала никакого нехорошего отношения к себе. Люди рассматривали меня, потому что им это все было в новинку. Очень мало женщин на Ближнем Востоке, которые вообще занимаются каким-либо делом, помимо ведения домашнего хозяйства, ухаживания за животными и продолжения рода. Поэтому я, скорее всего, была исключением. 

В целом, очень гостеприимная страна. Единственное, все очень разворочено, разрушено. Видно, что велись войны. По дороге из аэропорта можно увидеть очень много брошенной техники: бронетранспортеры, танки, машины. Все везде очень серо и, так как раньше бомбили графитовыми бомбами, очень много кратеров. И очень много мусора — он везде. Вполне вероятно, это специфика страны или народа. Люди не сильно беспокоятся, что у них за входной дверью: буквально внутри двора все чисто, а за калиткой выбрасывают пакеты с мусором. У них нет сбора мусора и его переработки. Из-за этого в летний период и запах, и мухи, и гады. 

Это один из негативных пунктов, что я заметила. Но, в целом, очень позитивно и интересно. 

«Мы могли пить и есть, но не на виду у местного персонала»

В арабской культуре есть месяц Рамадан. Этот месяц плавающий: выпадает он, как правило, на июнь-июль, каждый год он устанавливается по лунному календарю. Месяц достаточно непростой. Во время Рамадана люди в течение дня, когда выходит солнце, не могут ни есть, ни пить. Соответственно, весь персонал тоже. Мы должны были поддерживать местных. Мы могли пить и есть, но не на виду у местного персонала. 

Последние недели очень тяжёлые, потому что — хотим мы или нет — существует работа. При этом люди преданы своей культуре, в Рамадан они в течение дня не едят. Представьте: шестьдесят градусов жара, у вас жажда, но вы не можете пить. Вот этот месяц самый проблематичный. На него выпадает, как правило, самый большой процент аварий, поломок. Люди не совсем адекватно себя ведут, поэтому нужно было быть очень аккуратными.

Еще есть очень своеобразный почитаемый период — Ашура. Он поразил меня очень сильно. Ашура — это специфические дни, как правило, выпадающие на конец апреля-начало мая. Люди истязают себя цепями и идут в сторону Вавилона приносить дань пророку Мухаммеду. Это очень религиозный праздник. Люди со всего Ирака собираются, и в районе Вавилона происходит так называемый молебен. И всю дорогу люди туда идут пешком. Жара, народ идет по дорогам, истязает себя цепями, останавливаясь через определенные промежутки там, где есть деревни. Каждая местная деревня должна принять этих странников: они накрывают шатры и выносят какие-то продукты. Я спрашивала у коллег, зачем они это делают. У них на все ответ, что Аллах всесилен и это очень религиозные вещи. 

Вообще ребята из персонала очень религиозны. Религия для них — это всё. Они её изучают с самого детства.

«Вопрос уважения»

У меня не было никакого дискомфорта относительно того, что я христианка и живу в мусульманской стране. Я так понимаю, что основной посыл: мы должны уважать религию друг друга. В тот же Рамадан, согласно правилам, я не пою, не танцую, не веселюсь, не смеюсь, громко не разговариваю, не пью воду, чай, кофе в присутствии местных коллег, не ем при них. Здесь вопрос уважения. Мы в Ираке гости. Первая задача у меня была — это набрать минимальный набор слов, чтобы с уважением отнестись к людям и уважать их законы. 

Я часто ездила в некоторые местные структуры на переговоры. И я прекрасно понимаю, что женщина не имеет права при встрече с мужчинами протянуть руку. В Европе это абсолютно нормально. А здесь должен быть обыкновенный кивок головой, правая рука ложится в район сердца, и ты немного приклоняешься. Это говорит о том, что это приветствие с уважением. 

В Ираке перед тем, как у меня должно было пройти первое совещание, я спросила, какие минимальные требования. Чтобы не попасть впросак, не поставить в глупое положение себя и человека, к которому я обращаюсь. 

Скажу честно, особого счастья со стороны мужчин в отношении того, что с ними ведёт переговоры женщина, я не видела. Но на первых совещаниях, мне кажется, было больше настороженности, чем какого-то недоверия или плохого отношения. Но как только мы переходили в техническую плоскость, там мы переставали быть мужчинами и женщинами. Там мы все были инженерами. Нам нужно было делать бизнес и договариваться. 

Где-то на третьем совещании ситуация встала на свои места, и мы все общались — не могу сказать, что наравне, — общались по сути, по делу и решали многие вопросы. 

Многие мужчины на руководящих должностях великолепно владели английским языком. У них высшее образование и МВА в различных сферах: менеджмент, нефтегаз, электроснабжение и так далее. Многие учились в Европе, США. Этот контингент людей достаточно квалифицирован и европеизирован. 

«Три жены»

Я не видела ни одного туриста, который приезжает в Ирак. Есть паломники, едущие в Мекку, в Саудовскую Аравию. Они едут по определенным святым местам. Но это, естественно, все подбивается под какие-то религиозные праздники. Могу сказать, что видела в аэропорту достаточно много паломников под даты Ашура и Рамадана. А так, основной поток иностранцев — это вахтовики. Также можно часто увидеть местный персонал, который ездил либо в Турцию, либо в Катар, Дубай проведать своих родственников, или вести какой-то бизнес, или ещё что-то. 

Очень редко видела женщин. Как правило, не больше десяти женщин. У нас на месторождении было очень мало девочек. И из основного населения женщины очень редко путешествуют. Если говорить в процентном соотношении путешествующих мужчин и женщин, это, наверное, 85% к 15%. 

По улицам женщины ходят свободно, но в абайе, традиционной чёрной рясе, закрывающей тело с головы до пят. Под ней могут быть джинсы, сарафан, лосины – что угодно, но накидка обязательно должна быть надета, когда ты выходишь за пределы своего дома. 

Я видела разных женщин: с открытым лицом, с полностью закрытым лицом (она поднимает часть накидки, чтобы открыть себе доступ в рот и поесть), в железной маске. По типу карнавальной в Венеции, только она покрыта медью, либо серебра, либо еще каким-то металлом. Волос не видно ни у кого, они спрятаны под абайей.

Когда я начала спрашивать местных коллег по работе, почему женщины выглядят по-разному, они объяснили, что весь Ирак разбит на разные кланы. Каждый клан устанавливает свои правила. Есть кланы, которые очень религиозны и очень жёстко относятся: моя женщина — и её имеют право видеть только папа, мама, муж, братья, семья. Внутри дома она может ходить нормально, а вне калитки нужно одеться с головы до ног, чтобы никто ничего не видел. 

Есть кланы, которые относятся к этой ситуации менее жестко: там женщинам разрешают открыть лицо. И другие кланы, где позиция такая: хорошо, ты можешь есть и у тебя открыт рот, ты можешь разговаривать, но у тебя закрыты глаза. Не могу сказать, на основании чего определяются эти критерии — каждый клан выбирает свой. Естественно, есть кланы богатые, есть кланы беднее.

С так называемой клановостью связано и то, что никто не может жениться просто так, родители выбирают, как минимум, первую жену для продления рода по определённым критериям. В Ираке многожёнство, но мужчина имеет право взять в жены столько женщин, сколько он может обеспечить. Здесь ответственность мужчины не только за женщину, но и за будущее потомство. Поэтому, как правило, в среднем это три жены. 

Ещё меня очень поразили рассказы коллег-иракцев про батальоны наёмниц-женщин на войне, которая была лет 10-15 назад. Самое страшное для мусульманина — это умереть от руки женщины. Когда во время войны был создан отряд наёмниц, эти женщины просто разносили полки, это были снайперши. Я не знаю, легенда это или правда, я только передаю то, что мне рассказывали. Их было порядка 15 человек в отряде. И они в своё время уничтожили очень много террористов. Поэтому мужчины к женщинам относятся с особой осторожность. Если мусульманин погибает от руки женщины, это говорит о том, что он попадёт не к Аллаху, а, скажем, в место, противоположное раю.

«На данный момент я знаю, что все можно решить, кроме смерти»

Всё может случиться в таком регионе. Как правило, состояние спокойствия должно быть гарантировано оператором, той компанией, на которую ты работаешь. Перед заездом в Ирак у нас был очень жесткий инструктаж. Рассказывали и показывали, что нужно делать в опасный ситуации. У нас был трекер, был мобильный телефон. По трекеру нас можно было отследить везде на территории в случае, если случится что-то проблематичное. Существуют определённые нормы и порядки на самом месторождении: как мы двигаемся, куда. Если мы выезжаем за контрактную территорию, это определенная готовность по машинам, по безопасности, по одежде и всему остальному. В течение недели после детального инструктажа у меня не было сомнений, что все будет хорошо. 

Естественно, бывали какие-то восстания в пригороде нашего месторасположения. Нас уведомляли, в городке усиливали охрану, нанимали вертолёт, приводили в готовность самолёт до Дубай на случай, если нужно будет эвакуироваться. Нужно было просто сидеть и пережидать это. Мы знали, что охрана очень сильная. Знали, что существует определенного типа лоббирование, то есть люди, которые разговаривают с племенами, с правительством, пытаются разрешить ситуацию. В любом случае, мы понимали, что объект стратегический. Если мы остановим работу, то в первую очередь потеряет от этого Ирак. Поэтому не могу сказать, что была какая-то страшная внештатная ситуация. Были пара волнений, но зная и следуя всем указаниям по нашей безопасности, все было четко и понятно. Конечно, был определенный дискомфорт, но с этим дискомфортом можно жить.

Реально страшно мне было в Анголе. Когда я приземлилась, шла гражданская война в 2001 году. И когда нас везли из аэропорта, мы ехали по дороге до завода, по обочине которой были разбросаны развороченные тела. 

Просто мы все прекрасно понимаем, что это существует, но, когда ты это видишь своими глазами, ты к этому никогда не будешь готов. Каким бы сильным человеком ты ни был. С этим нужно жить, больше ничего не могу сказать.

На самом деле, нужно слушать себя и верить себе. На данный момент я знаю, что все возможно решить, кроме смерти. Смотришь на все совершенно другими глазами, восприятие другое. Обиходные проблемы в 90%  — это мелочи жизни. Мирное небо над головой — это, пожалуй, самое важное.

«Разбомбили империю»

Я бы хотела рассказать одну историю. У меня остались коллеги по работе, военные переводчики. Это мужчины, которым уже за 60, и они работали в этом регионе в 60-70-х годах, финальную часть карьеры они работали с нами. И было очень интересно послушать, каким был Ирак в 60-х. Они мне показали открытки и журналы: Басра была Венецией Востока. В 60-х годах в этом районе были каналы, было очень много зелени, тропические леса, попугаи, бары, рестораны, люди ходили абсолютно спокойно по улицам. Была социальная жизнь. 

Пришли американцы, очень жалко. Разбомбили империю. 

По некоторым местам с тех фото, которые показывали переводчики, мы проезжали. Мне ребята говорили: «Смотри, вон там и там были кафе. Там люди встречались, устраивали танцы». Да, было нелегко, была другая жизнь, но никто никуда не бежал, никто ни от кого не отстреливался, было безопасно. Была сама жизнь. 

После того, как болотных арабов гоняли по этой зоне, они перекрыли каналы — вода ушла. Наступила засуха, все погибло, превратилось в пыль. Сейчас там грязно, серо, рытвины от графитовых бомб. Это очень печально. 

Работа в Ираке для меня — это неоценимый опыт. Я благодарна этой стране. Открылись многие вещи, есть, о чем задуматься, были пересмотрены ценности. Было очень интересно поработать, узнать новую культуру и вообще находиться в этом регионе. 

Влада Золотова

Категории: